Мастер - мужик

Взято здесь
http://community.livejournal.com/chto_chitat/3599465.html

Мой предыдущий пост в сообщество
посвященный образу Мастера в романе Булгакова "Мастер и Маргарита", собрал неожиданно много для меня самого комментариев. Вообще, это по-любому лучше, чем обсуждение "субботних сисег" или чего-то подобного. Но меня как-то покоробил придуманный редакторами СУПа заголовок "Мастер - не мужик"
Ребята, где это я утверждал подобное?
В любом случае, у меня осталось ощущение, что дискуссия не закрыта.Все, кто искренне оскорбился за писателя, гений которого я и не думал оспаривать, должны меня извинить. Читатели, любящие "М и М" по-настощему, наверняка читали не только текст, считающийся окончательным, но и многочисленные черновые редакции романа. Но, как я понял из обсуждения, таких немного. Иначе бы эта тема непременно всплыла. Между тем рекоменудую всем прочесть их обязательно. Тогда вы увидите, что и образ Мастера, и образ Маргариты менялся многократно. Как раз в первоначальных редакциях Мастер гораздо более "мужик", и образ его наделен живыми и человечными чертами. И даже внешне он похож именно на самого Булгакова "рыжий вихор, зеленые глаза". И вообще всё жестче, реальней, кровавей. Почему в конце концов Булгаков пришел к совершенно иной трактовке своего героя? Нам знать не дано. Но во всяком случае мне некторые черновые варианты романа нравятся гораздо больше. Это моё право, как читателя. Там Мастер - еще не Мастер, а "поэт", и думает он прежде всего о Маргарите, потом уж о себе. Я приведу только некоторые отрывки:

***
Потом, увлекшись и взяв с Ивана честное слово, что все останется в тайне,рассказал , что, собственно, только один человек знает, что он мастер, но что, так как она женщина замужняя, то именно ее открыть не может... А что пробовал он его читать кое-кому, но его и половины не понимают. Что не видел ее уже полтора года и видеть не намерен, так как считает, что жизнь его закончена и показываться ей в таком виде ужасно.

***
Не узнал Маргариту мастер. Голая ведьма теперь неслась в тяжелом
бархате, шлейф трепало по крупу, трепало вуаль, сбруя ослепительно разбрызгивала свет от луны.
Амазонка повернула голову в сторону мастера, она резала воздух хлыстом,ликовала, хохотала, манила, сквозь вой полета мастер услышал ее крик:
- За мной! Там счастье!
Очевидно, она поняла что-то ранее мастера, тот подскакал к Воланду ближе и крикнул:
- Куда ты влечешь меня, о великий Сатана? Голос Воланда был тяжел, как гром, когда он стал отвечать.
- Ты награжден. Благодари, благодари бродившего по песку Ешуа, которого ты сочинил, но о нем более никогда не вспоминай. Тебя заметили, и ты получишь то, что заслужил. Ты будешь жить в саду, и всякое утро, выходя на террасу, будешь видеть, как гуще дикий виноград оплетает твой дом, как цепляясь ползет по стене. Красные вишни будут усыпать ветви в саду. Маргарита, подняв платье чуть выше колен, держа чулки в руках и туфли, вброд
будет переходить через ручей.
Свечи будут гореть, услышишь квартеты, яблоками будут пахнуть комнаты дома. В пудреной косе, в стареньком привычном кафтане, стуча тростью, будешь ходить гулять и мыслить.
Исчезнет из памяти дом на Садовой, страшный Босой, но и исчезнет мысль о Га-Ноцри и о прощенном игемоне. Это дело не твоего ума. Ты никогда не поднимешься выше, Ешуа не увидишь. Ты не покинешь свой приют. Мы прилетели. Вот Маргарита уже снизилась, манит тебя. Прощай!

***
Вода не растекалась. И это было удивительно приятно. Рядом лежало сухое
пространство, усеянное большими камнями, и можно было выскоч ить в любой момент из лодки и прыгать с камня на камень, а затем опять броситься в лодку и по желанию, то ускоряя, то замедляя волшебный ход, нестись к нему.
Он же всегда находился на сухом месте и никогда в воде. Лицо его слишком хорошо знала Маргарита Николаевна, потому что сотни раз целовала его и знала, что не забудет его, что бы ни случилось в ее жизни. Глаза его горели ненавистью, рот кривился усмешкой. Но в том одеянии, в каком он появлялся между волн и валунов, устремляясь навстречу ей в роще, она не видела его никогда.
Он был в черной от грязи и рваной ночной рубахе с засученными рукавами. В разорванных брюках, непременно босой и с окровавленными руками, с головой непокрытой.
От этого сердце Маргариты Николаевны падало, она начинала всхлипывать, гнала во весь мах лодку, не поднимая ни гребня, ни пены, и подлетала к нему.
Она просыпалась разбитой, осунувшейся и, как ей казалось, старой. Поступала одинаково: спускала ноги с кровати в туфли с кр асными помпонами, руки запускала в стриженные волосы и ногтями царапала кожу, чтобы изгнать боль из сердца.
Сотни тысяч женщин в Москве, за это можно ручаться здоровьем, жизнью, если бы им предложили занять то положение, которое занимала Маргарита Николаевна, в одну минуту, не размышляя, не задумываясь, задыхаясь от волнения, бросились бы в особняк на........и поселились, и сочли бы себя счастливейшими в мире.
............................................................................
.....лепестки и фотографию с печатью безжалостно сжечь в плите в кухне, листки также, никогда не узнать, что было с Пилатом во время грозы.
И не надо! Не надо! Если она не отречется от него, то погибнет, без сомнений, засохнет ее жизнь. А ей только тридцать лет.
Вот солнце опять вырезалось из облака и залило мосты, и засветились крыши в Замоскворечье, и заиграли металлические гости. Надо жить и слушать музыку хотя бы и такую противную, как похоронная.
- О, нет , - прошептала Маргарита, - я не мерзавка, я лишь бессильна. Поэтому буду ненавидеть исподтишка весь мир, обману всех, но кончу жизнь в наслаждении. Итак, послушаем музыку.

**
И тотчас услышала за собой голос Фиелло, но несколько изменившийся: -
"И вот, когда туча накрыла половину Ершалаима и
пальмы тревожно закачали..." Так пропадите же вы пропадом в кладовке
над вашими обгоревшими листками и засохшей розой. Мечтайте о том, как вы его унесете на аэроплане. Пропадайте пропадом.
Совершенно побелев лицом, Маргарита Николаевна повернулась к скамейке. Сверкая глазами, на нее со скамейки глядел Фиелло.
- Я ничего не понимаю, - хрипло, удушенно заговорила она, - про листки еще можно узнать... но аэроплан... - И страдальчески добавила: - Вы из ГПУ?

***
Уже на Арбате Маргарита сообразила, что этот город, в котором
она вынесла такие страдания в последние полтора года, по сути дела, в ее власти теперь, что она может отомс тить ему, как сумеет. Вернее, не город приводил ее в состояние веселого бешенства, а люди. Они лезли отовсюду, из всех щелей. Они высыпались из дверей поздних магазинов, витрины которых были украшены деревянными разрисованными окороками и колбасами, они хлопали дверьми, входя в кинематографы, толклись на мостовой, торчали во всех
раскрытых окнах, они зажигали примусы в кухнях, играли на разбитых фортепиано, дрались на перекрестках, давили друг друга в трамваях.
Сверху Маргарите те, кто находились непосредственно под нею, казались безногими. "У, саранча!" - прошипела Маргарита и пошла самым медленным летом. Ей вдосталь хотелось насладиться ненавистью, и она влетела осторожно в темную подворотню, а затем во двор и там поднялась к окнам четвертого этажа. Окно смрадной кухни было открыто настежь, и Маргарита влетела в него, согнув голову под сырой сорочкой, висевшей на веревке.
На плите ревели два примуса, и две женщины вели разговор между собой, стоя у синих бе шеных огней.
- Вы, Пелагея Павловна, - с грустью сказала одна, - при старом режиме были такой же стервой, как и теперь.
- В суд подам на тебя, проститутка, - отвечала вторая, помешивая кашу в кастрюле.
Маргарита Николаевна поднялась повыше и плюнула в кашу Пелагеи Павловны.
В ту же секунду Пелагея Павловна вцепилась в волосы второй, и та испустила веселый крик "Караул!".
В следующие мгновения в кухню вбежал мужчина в ночной рубашке с болтающимися по штанам подтяжками.
- Жену бить! - вскричал он страдальчески, - жену, - повторил он так страшно, что зазвенела посуда на полке.
Маргарита Николаевна сверху ткнула его каблуком туфельки в зубы, от чего он на секунду умолк, но уже в следующую секунду ринулся на Пелагею Павловну, но оказался в объятиях другого мужчины, вырвавшегося из какой-то дверушки. Сцепившись с ним тесно, он клубком покатился по полу кухни, издавая рычание. Маргарита вылила на катающихся ведро жидких помоев, развинтила к ран в раковине, от чего с гулом водопада понеслась вода, и
вылетела в окно. Когда она поднималась, чтобы через крыши лететь дальше, слышала несущийся ей вслед визг, бой стеклянной посуды и веселый в подворотне дворницкий свист.

***
Гроздья винограду появились перед Маргаритой на столике, и она
расхохоталась - ножкой вазы служил золотой фаллос. Хохоча, Маргарита тронула его, и он ожил в ее руке. Заливаясь хохотом и отплевываясь, Маргарита отдернула руку. Тут подсели с двух сторон. Один мохнатый с горящими глазами прильнул к левому уху и зашептал обольстительные непристойности, другой - фрачник - привалился к правому боку и стал нежно обнимать за талию. Девчонка уселась на корточки перед Маргаритой, начала целовать ее колени.
- Ах, весело! Ах, весело! - кричала Маргарита. - И все забудешь. Молчите, болван! - говорила она тому, который шептал, и зажимала ему горячий рот, но в то же время сама подставляла ухо.

***
Весь в грязи, рук и изранены, лицо заросло рыжеватой щетиной. Человек,
щурясь от яркого света люстр, вздрагивал, озирался, глаза его светились тревожно и страдальчески.
Маргарита, узнав хорошо знакомый рыжеватый вихор и зеленоватые эти глаза, приподнялась и с воплем повисла на шее у приехавшего. Тот сморщился, но подавил в себе волнение, не заплакал, механически обнимая за плечи Маргариту.

***
Тут качнулся светло-рыжий вихор, глаза тревожно обратились к хозяину.
- Я, - заговорил поэт, покачнулся от слабости, ухватился за плечо Маргариты, - я предупреждаю, что у меня нет паспорта, что меня схватят сейчас же... Все это безумие... Что будет с нею?
Сидящий внимательно поглядел на поэта и приказал:
- Дайте гостю водки, он ослабел, тревожен, болен.
Руки протянулись к поэту со всех сторон, и он отпил из стакана. Его заросшее лицо порозовело.
- Паспорт, - повторил он упрямо и безумно.
- Бедняга, - сочувственно произнес хозяин и покачал го ловой, - ну дайте ему паспорт, если уж он так хочет.
Коровьев, все так же сладко улыбаясь, протянул поэту маленькую книжечку, и тот, тревожно косясь в пол, спрятал ее под кацавейкой.
Маргарита тихонько плакала, утирая глаза большим рукавом.
- Что с нами будет? - спросил поэт, - мы погибнем.
- Как-нибудь обойдется, - сквозь зубы сказал хозяин и приказал Маргарите: - Подойдите ко мне.

***
Одинокая ранняя муха, толстая и синяя, ворвалась в открытую форточку и
загудела в комнате.
Она разбудила поэта, который спал четырнадцать часов. Он проснулся, провел рукой по лицу и испугался того, что оно обрито. Испугался того, что находится на прежнем месте, вспомнил предыдущую ночь, и безумие едва не овладело им.
Но его спасла Маргарита. В драном шелковом халате, надетом на голое тело, она сидела у ложа поэта и, не сводя глаз, смотрела на измятое лицо и воспаленные глаза. Она заговорила первая.
- Я вижу, что ты хочешь испугать ся? Не делай этого, я запрещаю тебе, - тут она подняла палец многозначительно.
- Но что же происходит? - спросил поэт и вцепился рукой в простыню, - я сумасшедший?
- Ты не сумасшедший, - обольстительно улыбаясь, ответила Маргарита, - ты нормален...
- Но что же это?..
- Это, - и Маргарита наклонилась к поэту, - это высшая и страшная сила, и она появилась в Москве...
- Это бред... - начал поэт и заплакал. Маргарита побледнела, лицо ее исказилось и постарело...
- Перестань, перестань.
- Я, - произнес поэт, всхлипнув в последний раз, - больше не буду. Это слабость. - Он вытер глаза простыней.

***
- Вот и все, - сказала Маргарита и повернулась к поэту.
- Нет, не все, - отозвался поэт, - через день, не позже, меня схватят. Кончу я жизнь свою в сумасшедшем доме или в тюрьме. И если сию минуту я не забудусь, у меня лопнет голова.
Он поник головой.
Маргарита прижалась к нему и заговорила нежно.
- Ты ни о чем не думай.
***
"Эге... предатель..." - мелькнуло у него в голове слово. Он уставился прямо в сверкающий глаз.
- Куда меня приглашают ехать? - сухо спросил поэт, видя, как отливает зеленым глаз загадочного гостя.
- Местечко найдем, - шипел тот соблазнительно и дыша водкой, - да и нечего, как ни верти, торчать тут в полуподвале. Чего тут высидишь?
"Предатель, предатель, предатель..." - окончательно удостоверился поэт и ответил:
- Нет, почему же... и в этом городе есть некоторая прелесть. Я не хочу искать новых мест, меня никуда не тянет.
Тут Азазелло всей своей рожей выразил, что не верит ни одному слову поэта.
И неожиданно вмешалась Маргарита.
- Поезжай, - сказала она, - а я ... - она подумала и сказала твердо: - А я останусь караулить твой подвал, если он, конечно, не сгорит. Я, - голос ее дрогнул, - буду читать про то, как над Ершалаимом бушевала гроза и как лежал на балконе прокуратор Понтийский Пилат. Поезжай, поез жай! - твердила
она грозно, но глаза ее выражали страдание.
Тут только поэт всмотрелся в ее лицо, и горькая нежность подступила к горлу, как ком, слезы выступили на глазах.
- С ней, - глухо сказал он, - с ней. А иначе не поеду.
Самоуверенный Азазелло смутился, отчего еще больше начал косить. Но внезапно изменился, поднял бровь и руки растопырил...
- В чем дело! - засипел он, - какой может быть вопрос? И чудесно. Именно с ней. Само собой.

***
- Держись за метлу, только крепко.
Мальчишка вцепился в метлу изо всех сил обеими руками и повеселел. Маргарита подхватила его под мышки, и оба спустились на землю.
- Ты почему же сидел на балконе один? - спросила Маргарита.
- Я думал, что все равно сгорю, - стыдливо улыбаясь, ответил мальчишка.
- А почему ты не прыгнул?
- Ногу можно сломать.
Маргарита схватила мальчишку за руку, и они побежали к соседнему домишке. Маргарита грохнула метлой в дверь. Тотчас в ыбежали люди, какая-то простоволосая в кофте. Мальчишка что-то горячо объяснял. Завопила простоволосая.
Маргарита поднялась, и медленно поднимаясь за нею, поэт сказал, разводя руками:
- Но дети? Позвольте! Дети!..
Усмешка исказила лицо Азазелло.
- Я уж давно жду этого восклицания, мастер.
- Вы ошеломили меня! Я схожу с ума, - захрипел поэт, чувствуя, что не может больше выносить дыму, выдыхая горький воздух.
Он пришел в странное беспокойство и вдруг вскричал:
- Грозу, грозу! Грозу!
Азазелло склонился к нему и шепнул с насмешкой в дьявольских глазах:
- Она идет, вот она, не волнуйте себя, мастер.


***
Ну, собственно, тут пусть каждый сам решает, что ему ближе. Я уже выбрал.



Типа важное
Меню в макдональдсах